СЕРГИЙ

Алексеевич Мечёв (17.09.1892, Москва - 6.01.1942, Ярославль), сщмч. (пам. 6 янв., в Соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской и в Соборе Ростово-Ярославских святых), прот. Из семьи известного московского священника, настоятеля храма свт. Николая в Клённиках на ул. Маросейке прот. прав. Алексия Мечёва. Детство С. прошло в бедности и трудных бытовых условиях. В 1902 г. поступил в 1-й класс 3-й московской мужской гимназии на ул. Б. Лубянка (здание не сохр.), к-рую окончил в 1910 г. с серебряной медалью, затем - в Московский ун-т на медицинский фак-т, потом перешел на историко-филологическое отд-ние. В ун-те слушал лекции слависта проф. М. Н. Сперанского и проф. МДА С. И. Смирнова, чьи книги («Древнерусский духовник» и «Духовный отец в древневосточной Церкви») оказали на С. значительное влияние. Летом 1913 г. посетил Италию (в т. ч. Рим, Милан, Флоренцию, Пизу, Геную) и Швейцарию. В 1914 г., после начала первой мировой войны, ушел добровольцем на фронт. Служил санитаром во 2-м подвижном лазарете Красного Креста Московского купеческого и биржевого об-ва. На войне С. познакомился с буд. женой, сестрой милосердия и слушательницей Высших жен. курсов Евфросинией Николаевной Шафоростовой (1891-1959). Вернувшись с фронта в 1916 г., С. продолжил учебу и принял активное участие в деятельности студенческого богословского кружка им. свт. Иоанна Златоуста при московском во имя святителя Иоанна Златоуста мужском монастыре, созданного по инициативе еп. Арсения (Жадановского). В кружке С. изучал творения св. отцов, историю Русской Церкви, древнерус. лит-ру и др. предметы. Тогда же в ж. «Возрождение» вышла его 1-я печатная работа - «Внутренняя клеть (из забытых заветов Православия)», посвященная причинам духовного кризиса, охватившего рус. интеллигенцию на рубеже XIX и XX вв.

В 1917 г. С. окончил Московский ун-т и был призван в армию. Служил в Москве вольноопределяющимся в дивизионе тяжелой артиллерии. В том же году был избран членом Комиссии РПЦ по сношению с гражданской властью. В нач. 1918 г. демобилизовался по состоянию здоровья. Поступил на работу в Наркомпрос на должность педагога-инструктора по дошкольному образованию. Сохранились воспоминания о его большом нравственном влиянии на сослуживцев. 24 февр. 1918 г. состоялось венчание С. и Е. Н. Шафоростовой, которое совершил прот. А. Мечёв.

В 1918 г. С. присутствовал на заседаниях Поместного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг., участвовал (как один из представителей приходов) в работе делегации Высшего церковного управления для защиты перед правительством имущественных и иных прав Православной Российской Церкви и в этом качестве неоднократно был принят патриархом Московским и всея России свт. Тихоном (Беллавиным). Подписи С. и 2 др. представителей Совета объединенных приходов стоят под посланием членов Поместного Собора в Совнарком от 27 марта 1918 г. с просьбой об отмене дискриминационных в отношении Церкви декретов советской власти.

В Лазареву субботу, 12 апр. 1919 г., С. был рукоположен во диакона, 17 апр. Волоколамским еп. Феодором (Поздеевским; впосл. архиепископ) - во иерея. Был назначен священником храма свт. Николая на Маросейке, где прослужил до 1929 г. В сознательном выборе священнического пути С. укрепили прот. А. Мечёв, патриарх свт. Тихон и оптинский старец иеросхим. прп. Анатолий (Потапов) при встрече осенью 1918 г. По решению политкомиссара Коллегии дошкольного отдела С. был вынужден уволиться из Наркомпроса. Поработав затем краткое время секретарем в «Московском медицинском журнале», оставил светскую работу.

Еще в продолжение священнического сорокоуста С. был вновь призван в Красную Армию и по состоянию здоровья направлен в нестроевую часть (нес ночные дежурства на постах в Москве). Вскоре был демобилизован. В 1919 г. свт. Тихон благословил создание маросейского братства (общины) - неофиц. объединения верующих под духовным руководством отца С.- прот. А. Мечёва. На фоне значительного оживления приходской жизни С. проводил лекции и беседы при Никольском храме вместе с прот. А. Мечёвым и со свящ. С. Н. Дурылиным. У С. ярко проявился дар проповедничества, толкования Евангелия и особенно творений св. отцов.

После смерти прот. Алексия 22 июня 1923 г. С. был главным кандидатом на то, чтобы возглавить общину Никольского храма, однако считал это бременем, превышающим не только его физические силы, но и объем знаний и пастырский опыт. 24 июля того же года он был арестован в Москве по обвинению в антисоветской деятельности и помещен в Бутырскую тюрьму. На допросах его работа в Наркомпросе и в «Московском медицинском журнале» была принята как знак лояльности к советской власти, а непризнание обновленцев (см. ст. Обновленчество) посчитали фактом, не имевшим отношения к политике. 15 сент. 1923 г. он был освобожден.

Новое служение настоятелем Никольской общины требовало много сил. С. считал, что он не справится с возложенной на него задачей ни физически, имея слабое здоровье, ни духовно, не обладая достаточным опытом и знаниями, и поэтому надо отказаться от руководства общиной. Однако оптинский старец прп. Нектарий (Тихонов) не дал на это благословения и С. укрепился в решении обобщить и использовать пастырский опыт своего отца, прот. Алексия, по созданию и окормлению общины и продолжать его дело. Т. о. складывалась новая традиция развития общины при храме. С. опирался на следующие положения, к-рые прот. Алексий применял в общении с прихожанами: 1) в храме необходимо совершать «богослужение по тем книгам, по которым оно должно совершаться, и [тогда] начинает совершаться изо дня в день... подлинное приобщение к вечности через богослужение»; 2) серьезнейшее внимание уделялось постоянному духовному окормлению; при этом распространенная практика редкой исповеди и причащения (обычно 1 раз в год) решительно пересматривалась применительно к обстоятельствам времени; 3) обязательно разъяснять представление о внутреннем единстве пути спасения (как в миру, так и в удалении от мира), т. е. вслед за святыми, тогда путь спасения должен стать достоянием не только иноков, но и всех; 4) в качестве средства сохранить обретаемую через участие в богослужении приобщенность к Богу предлагалось послушание в том смысле, что всякое дело (семейное, служебное, общественное) человек исполняет как выражение сыновнего послушания Богу - т. о., и в миру созидается мон-рь как объединение людей во Христе, в К-ром заключена их жизнь.

При этом С. называл маросейскую общину не «монастырем в миру» (из-за возможности неверных толкований), но «покаяльно-богослужебной семьей», существенно дополнив термин «покаяльная семья», упомянутый в кн. «Древнерусский духовник». И прот. Алексий, и его сын подчеркивали, что «богослужение, празднование не есть только воспоминание, но самое наше действительное, подлинное, возможное только через богослужение, участие в этих событиях». Более того, по слову С., такое вхождение в область вечности не остается пассивным, но означает деятельное со-участие в общем служении Церкви (во всей ее полноте) Богу. С одной стороны, молитвы святых становятся нашими молитвами, а с другой - «вся Церковь, все святые, обогатившие церковную службу своими молитвами, подлинно молятся в храме вместе с нами»,- свидетельствовал С. Совр. исследователи, в частности прот. Павел Хондзинский, отмечают, что одним из важных источников рассуждений С. явилось богословское наследие свт. Филарета (Дроздова), митр. Московского и Коломенского. Для облегчения и большей плодотворности пастырского труда С. в общине выделялись малые группы из особенно близких друг другу лиц во главе с более опытными прихожанами. В группах легче организовывались различные общие дела, напр. душеполезное чтение или взаимная помощь, как духовная, так и материальная. Кроме того, все обязанности в храме, включая богослужение, выполняли только сами прихожане.

Серьезнейшим испытанием для С. как для пастыря стали события 1927 г., связанные с переменой в церковной политике Московской Патриархии, когда заместитель патриаршего местоблюстителя митр. Сергий (Страгородский; в 1943-1944 патриарх Московский и всея Руси) был в апр. 1927 г. освобожден из тюрьмы и сформировал под контролем гражданских властей Временный Патриарший Синод. В обмен на полученную НКВД справку об отсутствии препятствий к деятельности такого церковного управления «впредь до его офиц. утверждения», к-рая предоставляла желаемую им легализацию, митр. Сергий оказался вынужден не только опубликовать «Декларацию» 1927 г., но и допустить гос. контроль за кадровой политикой в Церкви. Независимо от отношения к политике митр. Сергия многих смущало, что объем полномочий заместителя местоблюстителя не позволял ему единолично принимать принципиальные решения общецерковной значимости. Как выяснилось в дальнейшем, местоблюститель Крутицкий митр. сщмч. Петр (Полянский) и ряд др. известных иерархов не считали возможным ради крайне условной легализации самим участвовать в подрыве авторитета Церкви, в развитии глубинных нестроений и разрушении сложившихся духовных связей между архиереями, духовенством и верующим народом, к чему неизбежно вели направляемые властью частые увольнения, запрещения и перемещения епископов с кафедры на кафедру. Поминовение гражданских властей, проводящих безбожную политику, обязательность к-рого была выражена в указе митр. Сергия и Синода от 21 окт. 1927 г., было для С. литургически невозможным, т. к. литургия - особое богослужение, в которое нельзя включить тех, кто не желают и отрицают ее как таковую. Постепенно, после трудных и продолжительных размышлений, С. принял решение об отделении от митр. Сергия. Особо трудным оно было потому, что несогласные с новой церковной политикой рассматривались властями как контрреволюционеры, которые первыми подвергались репрессиям; их часто запрещали в священнослужении. Опасности подвергалась и община. Среди «непоминающих» С. занял едва ли не максимально умеренную позицию. В отличие от укорявших его радикально настроенных «ленинградцев», мч. Михаила Новосёлова и еп. сщмч. Серафима (Самойловича), С. не отрицал благодатность законно совершаемых митр. Сергием таинств, не выступал с полемическими документами, но отказывался лишь от исполнения неприемлемых для его пастырской совести распоряжений заместителя патриаршего местоблюстителя и Синода. Его церковную позицию можно считать наиболее близкой к позиции митр. Ярославского священноисп. Агафангела (Преображенского). Он не настаивал, чтобы члены общины разделяли его позицию и не допускал осуждения «инакомыслящих».

Власти в тактических целях иногда не спешили с репрессиями в отношении «непоминающих», допуская в ряде случаев и открытое их служение в нек-рых храмах, получая в т. ч. возможность полнее выявить их количество, создать агентуру и т. п. Но в 1929 г. арестованы были практически все представители «непоминающих». Арест С. последовал 29 окт. 1929 г. Ему было предъявлено обвинение в руководстве «деятельностью им созданного специального объединения, т. н. «братства», члены которого распространяли антисоветские документы и тенденциозную антисоветскую литературу». 20 нояб. 1929 г. Особым совещанием при Коллегии ОГПУ С. приговорен к 3 годам ссылки в Северный край. Незадолго до этапа С. встретил в Бутырской тюрьме свящ. сщмч. Василия Надеждина. Отправка С. этапом состоялась 24 нояб. 1929 г. В нач. 1930 г. С. поселился в г. Кадникове (ныне Вологодской обл.). Во время своего отпуска С. навещала супруга, удалось наладить переписку с духовными чадами. 7 апр. 1932 г. после литургии был арестован последний священник храма свт. Николая в Клённиках Александр Ильин, храм был закрыт и разорен. Супруга С. была арестована и получила запрет на проживание в крупных городах, при этом четверо детей С. избежали отправки в детские дома лишь потому, что опеку над ними оформил брат матушки, Глеб Николаевич Шафоростов. Сама матушка приехала весной 1932 г. в Кадников.

7 марта 1933 г. С. был арестован в Кадникове. Одновременно с ним арестовали прот. священноисп. Петра Чельцова, церковную старосту А. К. Шомину, у которой С. жил, и мн. др. С. обвиняли в оказании помощи репрессированным священникам. 25 мая 1933 г. арестованным сменили меру пресечения на подписку о невыезде, С. после тюрьмы был крайне изможден. В июле того же года он снова был помещен в тюрьму. 1 июля 1933 г. С. был приговорен Особой тройкой Полномочного представительства ОГПУ в Северном крае к 5 годам заключения в концлагере по обвинению в «антиколхозной агитации и создании контрреволюционной группировки церковников». В авг. С. был отправлен на лесопильный завод на Кубенском оз. на тяжелые общие работы. Там он перенес грипп, был ограблен уголовниками и сильно физически ослаб. В окт. переведен на р. Сухону на разгрузку леса, откуда по хлопотам близких через Политический Красный Крест был ненадолго переведен фельдшером в Архангельск, затем С. этапировали в пос. Усть-Пинега (ныне Архангельской обл.), потом - в Лодейнопольский лагерь Ленинградской обл. Есть свидетельство того, что там С. вызывали на допросы, в ходе к-рых ему сообщали ложную информацию о расстреле жены и детей. В конце концов С. был переведен в лагерь близ с. Переборы (ныне в черте Рыбинска Ярославской обл.) на строительство плотины Рыбинского водохранилища, где условия жизни были несколько легче, чем в предшествующих лагерях. Летом 1937 г. С. был освобожден, но ему был запрещен въезд в столицу и ряд крупных городов. Вместе с семьей он временно нелегально поселился на ст. Сходня под Москвой. В дальнейшем С. устроился на работу в одну из поликлиник г. Калинина (ныне Тверь), принимал пациентов в отоларингологическом отд-нии. В 1938-1939 гг. снимал жилплощадь в различных местах под Калинином. Духовником считал также жившего в Калининской обл. иером. Павла (Троицкого).

Согласно материалам последнего следственного дела, С. предполагал разделить оставшихся верными ему духовных чад на группы по 10-12 чел. и организовать для каждой из них тайное рукоположение во священника кого-либо из братьев, причем так, чтобы о священстве брата знали лишь в его группе. Однако планы эти сорвались. Совершить намеченные хиротонии должен был Ковровский еп. священноисп. Афанасий (Сахаров), но когда он был арестован, договорились с Серпуховским еп. Мануилом (Лемешевским), показавшимся С. заслуживающим доверия. Им были рукоположены иереи Роман Ольдекоп, Борис Васильев, Валерий Поведский и Константин Апушкин. Однако именно еп. Мануил, арестованный 1 мая 1939 г., дал показания как о контактах с С. и иером. Павлом, так и о нелегальных хиротониях. Тем не менее арестован С. был не сразу. В 1940 г. он работал фельдшером в поликлинике в г. Рыбинске, там же жили тогда архим. Борис (Холчев) и прот. Феодор Семененко с супругой. В нояб. 1940 г. С. сломал ногу, вынужден был оставить работу. Весной 1941 г. жил нек-рое время в г. Струнине (ныне Александровского р-на Владимирской обл.) на квартире тайного свящ. Сергия Никитина (впосл. Можайский еп. Стефан), откуда при помощи Е. А. Булгаковой переехал в дер. Мишаки (ныне Тутаевского р-на Ярославской обл.). Замкнутая жизнь С. вызывала у местного населения подозрения. Он ежедневно проводил службы и именно тогда отслужил по себе самому заупокойный сорокоуст. Арест С. последовал 7 июля 1941 г. Его доставили в Ярославский НКВД. Булгакова также была арестована. 12 нояб. 1941 г. она была освобождена. По ее свидетельству, до 7 нояб. 1941 г. С. оставался в камере и серьезно не болел. Военным трибуналом войск НКВД Ярославской обл. 22 нояб. 1941 г. приговорен к расстрелу. Расстрелян в Ярославле. 29 дек. 1950 г. в Крестовой ц. архиерейского дома в г. Ташкенте архим. Борис (Холчев) совершил заочное отпевание С., разрешительную молитву прочел еп. Гурий (Егоров; впосл. митрополит).

Прославлен Архиерейским юбилейным Собором РПЦ 2000 г.